В Театре Романа Виктюка состоялся показ абсурдистской драмы Славомира Мрожека «Танго» в постановке Игоря Неведрова.
В театре Виктюка спектакль Игоря Неведрова «Танго» рассматривают как логичное развитие традиций драматургии «театра абсурда». Первым спектаклем этого направления были ставшие легендой «Служанки» Жана Жене, поставленные самим Романом Виктюком в «Сатириконе» тридцать лет назад. До обращения к абсурдизму Мрожека ведущий артист театра и режиссёр Игорь Неведров уже ставил в Театре Виктюка итальянскую комедию масок «Венецианка» и «Любовью не шутят» в духе французского романтизма.
Спектакль «чёрного абсурдизма» у Неведрова получился яркий и шумный, на предпремьерном показе его тепло приняла «своя» публика, но добавить привычную для рецензий после удачных спектаклей фразу «смотреть всем!» в данном случае нельзя. «Танго» — это не для всех. Впрочем даже сами польские драматурги признают, что не умеют находить и раскрывать общепонятные темы, потому что замыкаются в своей «польскости», потому что пишут о поляках и для поляков. Русским зрителям, например, уже тяжело понять глубоко засевший в поляках средневековый, феодальный аристократизм и шляхетский менталитет. У нас феодальную аристократию давно повывели, дворня поганой метлой вымела помещиков вместе с их менталитетом. А вот в Польше «гордый шляхтич» и поныне сидит в каждом поляке независимо от происхождения. Если встречаются два поляка, то немедленно начинают выяснять, кто из них пан больше, кто из них «царь горы»? Режиссёр Неведров продемонстрировал это стремление вскарабкаться выше другого, установив на сцене детскую горку. Кто первый залез наверх, тот и командует остальными. Молодой Артур третирует свое разлагающееся семейство, как шляхтич холопов. Балованный недоросль требует от трёх поколений своего семейства полного подчинения и выполнения своих требований, не встречая при этом особого сопротивления. В советских условиях на такое подчинение выскочке обычно работают стоящие за его спиной пионерская, партийная, профсоюзная организация, а в польской среде — пьеса была опубликована в 1964 году — всё работает как-то иначе, на традициях, на обещании «царя горы» встроить подчиняющихся поближе к вершине аристократической цепочки. Своего дядюшку с аристократическими манерами и мозгами набекрень Артуру, например, даже не приходится особо уговаривать. Папаша тоже готов его поддержать, но только на словах.
Само появление такого Артура нам понятно, ведь недаром пассионарную теорию этногенеза сформулировал русский мыслитель Лев Гумилёв. Он и ввёл термин «пассионарий», то есть активный человек, призванный производить не только работу необходимую для личного и видового самосохранения, но и избыточную работу, проявляющуюся в изменении окружающей среды. Да, Артур стремится изменить мир к лучшему, начав с собственной семьи, которая распадается, подвергается хаосу и энтропии. А по его собственным словам — это «бардак, где ничего не работает, потому что всем всё позволено». Он хочет заставить своё ненормальное семейство прилично одеться, навести порядок в захламлённой квартире, убрать похожий на саркофаг гроб дедушки-покойника, приготовиться к его свадьбе по классическим канонам. Против женитьбы семейка не возражает, а вдруг в результате этот мальчик успокоится?
Артур пытается уговорить свою кузину Алю выйти за него замуж — с фатой и прочими проявлениями приличия и единобрачия. Но Аля всех этих сложностей не понимает, потому что спать с братом она готова без всяких церемоний, а отказаться от удовольствий свободного секса ради фаты и колечка она не хочет. Артур пытается навязать всем свои порядки угрозой применения оружия, но и пистолет не помогает. Выясняется, что «шляхетская вольница», «бардак», жизнь без правил и норм морали всех в этой семейке устраивает. А мамин любовник Едек не против спать ещё и с невестой Артура. Артур понимает, что не может силой и угрозами принудить свою семейку жить по канонам, он напивается и передаёт пистолет — символ грубой силы — хаму-маргиналу Едеку. Но тому проще убить Артура, чем подчиняться его идеалистическим правилам. Если правила морали запрещали когда-то танцевать фривольный танец танго, то к черту такую мораль, думали родители Артура. Они объявляли себя бунтарями против норм морали. Но начатый однажды бунт уже невозможно остановить и карусель, установленная режиссёром на сцене как образ неподчинения, раскручивается всё сильнее. «Царём горы» становится «человек вульгарный», Едек.
Поставленный Игорем Неведровым спектакль несомненно яркий и успешный театральный эксперимент. Многие из его эффектных режиссёрских находок сохранятся в памяти зрителей. Но будет ли «Танго» долго жить на московской афише театра сказать сложно. Когда ограничения советского периода ослабли в 80-е годы, в российских театрах пьесы польского драматурга быстро достали с пыльных полок, как диссидентскую «фигу из кармана», как эксперимент вне традиций русского театра системы Станиславского. Но потом «польский абсурд» Мрожека так же быстро покинул сцены российских театров. На этот раз без внешнего давления — публика проголосовала ногами.
Будем надеяться, что Игорю Неведрову удалось найти новые смыслы и прочтения в пьесе более чем полувековой давности, и постановка в Театре Романа Виктюка обретёт своих поклонников.
Постановки «Танго» Славомира Мрожека в российских театрах:
«Танго». Премьера — 1988. Режиссёр-постановщик – Семен Спивак. «Молодёжный театр на Фонтанке», Санкт-Петербург.
«Танго». Премьера — 1999 год. Режиссёр Владимир Андреев. Театр им. Ермоловой, Москва.
Текст и фото: Сергей Щенников
