«Чайка 73458» — первая постановка литовского режиссёра Дайнюса Казлаускаса для легендарного российского театра. А также «Чайка» — актёрский дебют в роли Аркадиной нового директора «Театра на Таганке» Ирины Апексимовой и её дочери в роли Нины Заречной. Всё, что ни появится на легендарной сцене «Таганки» обречено на пристальное и заранее скептическое рассмотрение. Кроме семейного дуэта зрители с сарказмом восприняли «литовский акцент» новой постановки. Ведь для воплощения Чехова на сцене Таганки высадился литовский десант: режиссёр Дайнюс Казлаускас, художник по костюмам Индре Пачесайте, художник по свету Дарюс Малинаускас и композитор Игнас Юзокас. Не обошлось без бородатых анекдотов про медлительность прибалтов в антракте. Тем более, что Казлаускас дал для этого повод, буквально растянув спектакль на «длинный длинный ряд тысячелетий» из монолога Нины Заречной. Костя Треплев умирал и перевоплощался вновь и вновь, его жизнь на момент самоубийства не прерывалась, а продолжалась под космический гул и мерцающий межгалактический свет, созданный литовским десантом. Эта светомузыка настолько зомбировала зрителей, что введённый в спектакль старческий персонаж Кости Треплева, достигшего в потустороннем мире возраста Мафусаила, вынужден был цыкнуть на зрителей: «Идите уже, антракт!» Удивление вызвал и вставной прибалтийский гэг с нажравшимся спирту работником Яковом. Ну, не было такого у Чехова, это литовцы придумали, полагая, что спектакль из русской жизни без пьяного грузчика просто невозможен. Были и другие странные дополнения, если не сказать отсебятина. Так Треплев декламировал якобы написанные им ужасные стихи: «проста ты как дважды два пять». (2х2=5, Карл !) Это вызвало замешательство в зале, потому что прозвучало как «простата как дважды два пять». Интеллигентная Ирина Николаевна Аркадина засунула палец себе в нос и расковыряла его до крови, чтобы вызвать к себе жалость Тригорина. Пруд подняли на палках-подставках, а купальщики плавали в нём лежа животом на скейтборде. Костюмы-тройки и строгие брючные костюмы чеховские герои носили с резиновыми пляжными шлёпанцами…
Конечно, если бы этот же спектакль играли не на «намоленной» и легендарной сцене «Таганки», а на любой другой московской сцене, то я бы назвал его добротным, хотя нудным и весьма затянутым. А разные мелкие несуразности списал бы на пресловутый «прибалтийский акцент». Но…
Сам режиссёр Дайнюс Казлаускас ещё до премьеры предупреждал, что «основной акцент постановки – это лишённый цвета, без признаков жизни мир воспоминаний Треплева. Воспоминаний, которые в его реальной жизни были до того самого момента, как он застрелился. И эти воспоминания, как и его преступление перед самим собой, заточили его в неволе навеки, заставив Костю перед лицом вечности бесконечно переживать испытанное им мгновение смерти и искать ответы, которые в жизни он так и не сумел найти».
